Неразрешимого не разрешить,
неисцелимого не исцелить,
не надо прошлого ворошить,
оттого, что тогда
невозможно жить.
Только тронь - и сразу настежь окно,
и опять меня хлещет колючий снег,
и опять за окном,
как в гробу, темно,
и поднять не могу я опухших век.
И опять, опять ты стучишься в дверь,
говоришь мне:
- Прости... не хотел, поверь... -
А прощать-то за что?
Разве ты виной
Тому, что всё на меня войной,
Тому, что ничем души не согреть,
Тому, что лечь бы да умереть,
Тому, что на тысяча первом дне
ничего не знаешь ты обо мне.